Пн, 17 июня, 21:32 Пишите нам






* - Поля, обязательные для заполнения

rss rss rss rss rss

Главная » НОВОСТИ » Аналитика » Чеченская ментальность и проблемы политико-правовой жизни в Чечне

Чеченская ментальность и проблемы политико-правовой жизни в Чечне

06.12.2010 17:07

Этнический менталитет всегда был столь же значимым в реальной жизни фактором национальной и межнациональной жизни, сколь недооценённым и просто игнорируемым в сфере политики. Между тем, последнее крайне негативно сказывалось и продолжает сказываться, например, на взаимоотношениях между народами в Российской Федерации, в частности между русским и северокавказскими народами.

Затянувшийся на 15 лет военно-политический конфликт на Северном Кавказе принес России огромные потери - человеческие, материальные и моральные. По мнению профессора Санкт-Петербургского государственного университета З.Сикевич, "Основной предпосылкой конфликта, которая не принималась и почти не принимается до сих пор во внимание российской стороной, стала недооценка роли этнического фактора как в самой Чечне, так и на Северном Кавказе в целом". В связи с этим изучение и понимание этнического менталитета российских народов - важное условие осуществления адекватной национальной политики и недопущения этно-конфессиональных конфликтов, ставящих многонациональное Российское государство на грань катастрофы по типу распада Советского Союза.

Известно, что связь таких социальных феноменов как религия, обычай и этнос носит онтологический характер и практически невозможно провести чёткие границы между ними, представить существование каждого из них в "чистом виде".

Этнос как историческая общность людей не мог консолидированно развиваться вне многообразного процесса формирования единой и специфической системы духовности (религии, культуры, языка), единой и специфической системы морально-нравственных и организационно-правовых устоев (обычаев, традиций), обеспечивавших жизнь народа в конкретных природных и социальных условиях, выковывавших неповторимые качества его характера - этнического (национального) менталитета.

В повседневной жизни люди вступали в определённые взаимоотношения, устанавливая при этом соответствующие принципы, правила, вырабатывая особые социально-психологические установки, стереотипы, привычки, которые многократно повторялись и воспроизводились в новых поколениях. Время и житейская практика отцеживали наиболее жизнеспособные из них, закрепляя в обычаях и нормах обычного права, исполнение которых контролировалось и обеспечивалось исключительно общественным мнением.

Каждая общественная система характеризуется своим особым пониманием нравственных ценностей, прав, обычаев, традиций, поступков и поведения в коллективе. Свою, относительно стабильную систему нравственных ценностей, выработало и патриархальное общество. Известный английский ученый Л.Моргана, отмечал, что «родовой строй, по свидетельству отличался исключительно широкой демократией: равенство, братство и справедливость были реальными, хоть и неписанными законами жизни этого общества. А немецкий исследователь Ф.Энгельс восхищался тем, что «родовой строй - чудесная организация: без солдат, жандармов и полицейских, без дворян, без королей, наместников, префектов или судей, без тюрем, без судебных процессов - всё идёт своим установленным порядком.

У вайнахских народов (чеченцев, ингушей) обычаи и традиции обозначаются единым понятием "адат", сущность которого, по мнению русского этнографа Ф.И.Леонтовича, определялась тремя основными значениями: во-первых, адат как обычай, сохранившийся в народных преданиях; во-вторых, адат как способ разбирательства судебных дел, и, в-третьих, адат как сугубо местный закон, имеющий обязательную правовую силу лишь в данной местности, действующий по делам внутренней жизни конкретной общины или народа.

Чеченский тайп, как родовая организация, основывался, прежде всего, на кровном родстве. Отношения взаимной выручки в патриархальном обществе поддерживались целым комплексом нравственных кодексов, жёстко регламентировавших права и обязанности индивида. В тех условиях отдельный человек не мог чувствовать себя в безопасности без покровительства рода, поэтому интересы рода становились, безусловно, приоритетными. По существу чеченский тайп выступал в качестве большой нормоустанавливающей группы, в недрах которой выкристаллизовывались нравственные требования и запреты, оценки и идеалы, отражавшие его жизненные реалии.

К началу ХУI в. чеченское право уже представляло собой квалифицированный свод законов, предусматривавших все необходимые институции судопроизводства: стороны обвинения и защиты, право обжалования и судебный прецедент. К сожалению, бесценные исторические документы - своды правовых норм вайнахских общин, записанные в ХУ11 в. на чеченском языке с использованием грузинской и арабской графики, были уничтожены НКВД в 1944 г. после депортации чечено-ингушского народа в Сибирь и Северный Казахстан.

Содержание чеченского адата отличалось демократизмом, уважением достоинства личности и частной жизни человека, гуманным подходом к провинившимся, особенно к женщинам. В системе наказаний практически отсутствовала смертная казнь. По отношению к женщине, ни при каких условиях не применялись смертная казнь и физические воздействия; женщина вообще не могла быть объектом кровной мести.

Известный исследователь чеченского тайпа М.А Мамакаев в своей книге "Чеченский тайп в период его разложения" приводит главные принципы, на которых строилась организационно-правовая жизнь этого социального института. Приведём некоторые из двадцати трёх принципов, содержащихся в книге М.А.Мамакаева: во-первых, известный принцип любого демократического союза единомышленников - "один за всех и все за одного". В жизни чеченских обществ это означало: единство и незыблемость тайповых установлений для всех и каждого члена тайпа; объявление всем тайпом кровной мести другому тайпу в ответ на убийство или оскорбление своего сородича; обязанность оказывать всестороннюю помощь и поддержку членам тайпа, оказавшимся в бедственном положении; право каждого члена тайпа на общественное землепользование; и, наконец, безусловный запрет браков между членами одного тайпа, между родственниками "ближе седьмого колена", что сплачивало, внутренне укрепляло тайп.

Важными принципами, устанавливаемыми правовым институтом тайпизма были выборность и сменяемость предводителя тайпа (тайпанан хьалханча) и его военачальников (бяччи).

Сущность чеченского обычного права (адата) вполне соответствовала основам ментальности чеченского народа, сформировавшимся в специфических исторических условиях - "военной демократии" и "горского феодализма", где не было места ограничению личной свободы индивида. Такой порядок вещей оберегался вначале обычаем, а позже - фиксировался в нормах обычного права чеченского общества, которое всеми мерами консервировало внешние признаки и устои патриархального демократизма из опасения внутринационального раскола.

Этнический (национальный) менталитет представляет собой некий неповторимый духовный сплав, единство исторически сложившихся и наиболее устойчивых мировоззренческих и поведенческих стереотипов, ценностных ориентаций и представлений, национальных традиций и обычаев, специфических особенностей образа жизни, семейно-бытового уклада и языка.

В определении национального менталитета необходимо отметить три основных момента: во-первых, национальный менталитет - явление историческое в том смысле, что его формирование происходит в конкретно-исторических условиях жизни того или иного этноса, причём компоненты, составляющие содержание национального менталитета обладают значительно большей устойчивостью, жизнеспособностью относительно социальных качеств, свойственных определённому общественному строю.

В зависимости от исторических условий изменениям подвергались и свойства этнического менталитета, однако в сравнении с медленно эволюционировавшими, вслед за изменением социально-экономических условий обычаями и традициями всегда отличался особым консерватизмом: свойства этнического менталитета не изменялись вслед за сменой общественной системы и не выступали в качестве её духовной компоненты.

Во-вторых, национальный менталитет отражает не только духовную, но и материальную (психофизическую) сущность этноса, которая фиксируется на генетическом уровне. Этим объясняется, например, тот факт, что представители одного этноса, живущие в различных инонациональных средах и даже в географически отдалённых от родины частях света, воспринимают (осмысливают, чувствуют) и поведенчески откликаются на достижения или беды своего народа столь же остро и активно, как соплеменники на родине.

В-третьих, национальный менталитет, в отличие от национальных обычаев и обычного права, характеризующих порядок жизни народа, является свойством (качеством) не только общности в целом, но и каждого отдельного носителя данной этничности. Человек может, в силу каких-то жизненных обстоятельств, отказаться от исполнения обычаев (традиций) своего народа, но не может игнорировать свою этническую ментальность как способ самовыражения. В связи с этим и национальная политика, допускающая возможность, и тем более практикующая попытки "перевоспитать", то есть переделать, перекроить по своему "совершенному" цивилизационному лекалу какой-нибудь "дикий" или "трудный" народ, не приносит желаемого результата, напротив, приводит к длительным и острым межнациональным конфликтам.

Истории известны факты, когда сильнейшие армии мира значительно превосходившие в военном отношении своих противников, не могли сломить сопротивление отрядов ополченцев из реликтовых народов, обладавших особой свободолюбивой и воинственной ментальностью. К числу таковых (пуштуны, ирландцы, черногорцы и др.) можно отнести и чеченцев.

Особая активность и огромная значимость в исторической судьбе чеченского общества субъективного фактора (национального менталитета) объясняется, прежде всего, востребованностью константных характеристик последнего, а именно - их качественной устойчивости вне зависимости от смены социально-экономических условий и политического устройства социума, то есть способности сохранять специфические признаки конкретной общности людей, признаки этнической самоидентификации. Константные характеристики вайнахского национального менталитета обеспечивали возможность этнического самосохранения в условиях, когда материальная основа национальной жизни этих народов - исконная территория, селения, дома, всё нажитое имущество, объекты и предметы материальной культуры - многократно в течение нескольких веков подвергалась насильственному отъёму, уничтожению и разграблению со стороны разного рода завоевателей.

Одним из методов царской колониальной администрации по "усмирению навсегда горских народов или истреблению непокорных", действовавшей так в соответствии с известной "системой" ген. Ермолова (конкретной программой геноцида чеченского народа), были постоянные переселения чеченских аулов с места на место. "Во всей Чечне, - писал царский генерал Орбелиани, - не осталось ни одного аула, ни одного двора, которые по несколько раз не переселялись бы с одного места на другое". И если вначале целью таких переселений было "очищение горских земель для новых казачьих станиц" то позже их единственной целью было одно - моральное и физическое подавление завоеванного народа.

Люди нищали, не успев прижиться на новом месте и хоть что-то произвести для жизни; нарушались родственные связи, лишавшие чеченские семьи общения и поддержки со стороны родного тайпа. Крайняя бедность и незащищенность усиливали зависимость от колониальных властей, откровенно заинтересованных в геноциде чеченского народа и планомерно осуществлявших "истребление непокорных" в соответствие с "высочайшей волей". Постоянные потери в сфере материальной жизни, зачастую приводившие народ к порогу физического выживания, приучали вайнахов ценить и беречь всё то, что невозможно было у них отобрать, то, что составляло пассионарность, дух народа, его способность возрождаться вновь и вновь. Материальное на этом фоне представлялось не главным, вторичным. Главным и существенным для вайнахов всегда было собрать, восстановить, сохранить и воодушевить свой народ в самых "безнадёжных" ситуациях.

Национальный менталитет вайнахов основывался на двух главных столпах общинной демократии: обычном праве (нормах адатного права) и принципах своего рода кодексов чести - "нохчалло" и "конахалло". Первое в буквальном смысле означало - "чеченство", то есть то, что является сущностным для чеченского народа в целом и каждого чеченца в отдельности; второе - воспринималось как кодекс чести мужчин - "сын народа", защитник народа. По содержанию они были идентичны.

Нормы обычного права как необходимого средства народного самоуправления в вайнахских общинах действовали с древнейших времён. "Чеченская правовая система, - отмечает современный исследователь Л.Ильясов, - считалась одной из самых развитых на Кавказе. Благодаря этому за разрешением споров различного характера к чеченцам обращались из всех регионов Кавказа, в том числе и горцы Грузии. Большую известность как знатоки правовых норм получили жители Майсты, горной области Чечни. Вплоть до 1944 года существовал Суд майстинцев (Майстойн кхел), к которому все чеченцы и многие представители других народов Кавказа обращались как к суду последней инстанции. И, по преданиям, не было такого правового случая, который не могли бы разобрать майстинские судьи, к тому же с их решениями почти всегда соглашались обе стороны".

Сложность адатного судопроизводства заключалась в том, что свод норм адатного права представлялся не столь широким, чтобы охватить даже самые типичные правовые случаи - житейская практика была значительно богаче. А главное, судьи, отягощенные своим этническим менталитетом, исходили в судебных разбирательствах из представлений о горской чести и справедливости, то есть судебное производство, отталкиваясь от конкретных норм адатного права, превращалось в судебное творчество. Причем в творчество коллективное, учитывая активную роль старейшин и других участников судебного процесса. Например, по нормам обычного права кровная месть разрешалась в отношении непосредственного убийцы, сознательно совершившего заранее спланированное преступление. Если же убийство было совершено по неосторожности, без умысла, то у судей имелся целый арсенал моральных средств для недопущения кровавой вражды и примирения сторон.

В такой ситуации нельзя утверждать, что чеченское адатное право фиксировало принцип разделения коллективной и личной ответственности (преступлений, совершенных "по умыслу" или "по неосторожности") в современном понимании этой коллизии. В патриархально-феодальных вайнахских обществах сохранялся принцип коллективной ответственности за преступления, совершенные отдельными общинниками, что приводило, порой, к длительным межклановым войнам, уносившим жизни мужчин и плодившим сиротство, нищету.

Вместе с тем нельзя согласиться с исследователем проблемы исламизации чеченских тайпов из Лондонского университета А.Зелькиной, что "различение предумышленного и случайно совершенного преступления и установление за них наказания различной тяжести - понятие, совершенно неизвестное доисламским родовым обществам". Во-первых, потому что ко времени активного распространения ислама (ХVIII - ХIХ вв.) чеченское общество давно преодолело историческую стадию родового строя и развивалось в условиях специфического ("горского") феодализма. Во-вторых, закон кровной мести, в соответствии с чеченским адатом, использовался далеко неоднозначно и неформально. В противном случае все горские народы, жившие по законам адатного права, погибли бы самоуничтожением.

Каждый конкретный случай скрупулезно рассматривался Судом старейшин прежде всего с точки зрения нейтрализации конфликта, возможностей примирения кровников. И здесь никак нельзя было придти к справедливому решению, не определив причину (мотив) преступления - в реальной жизни немало случайностей. Убеждённость в случайности происшедшей трагедии давала надежду на примирение: снимала ярую агрессивность людей, меняла настрой общества на мирный исход, а потому и судебная практика чеченцев, основанная на высоких представлениях о чести, справедливости и патриотизме (сбережении своего народа) фактически исходила из принципа такого разделения. Именно такое "судебно-правовое творчество" позволяло рассматривать самые сложные уголовные дела всесторонне и глубоко. Этим объясняется высокий авторитет чеченских адатных судов и, в частности, тот факт, что разбирательство уголовных дел, в особенности связанных с убийством и кровной местью, чеченцы доверяли не светскому и даже не шариатскому, а исключительно адатному суду.

В целом средства морального воздействия занимали важное место в содержании обычного права чеченцев. Самыми суровыми наказаниями были два вида приговоров - "холм проклятия" и изгнание преступника за пределы общины. Старейшина, возглавлявший судебное разбирательство по адату (тайпан кхел), брал камень и, произнеся проклятие в адрес преступника, осуждённого к "холму проклятия", бросал его у дороги. Вслед за ним это делали все взрослые члены общины, а потом и все проходившие мимо. Нарастал холм из камней, говоривший о том, как много людей осведомлены, о случившемся и осуждают преступника.

Для чеченца, дорожившего честью мужчины-защитника народа и, следовательно, ревниво оберегавшего своё имя, наказание всеобщим презрением было, порой, хуже казни. Тем более что в народной памяти это сохранялось надолго, а страдал от позора не только сам провинившийся, но и члены его рода. Английский журналист Анатоль Ливен, бывавший в Чеченской Республике в годы первой "чеченской" войны, был свидетелем того, как мирное чеченское население создавало сельские отряды народного ополчения для защиты от беспредела российских военных и местных "боевиков-отморозков". В своей книге "Война в Чечне и упадок российского могущества", изданной в Лондоне в 1999 году, он писал: В отсутствии формальной военной дисциплины... мужчин удерживала в их подразделениях спонтанная, никем не навязываемая дисциплина, основанная на чести и чувстве стыда и связанная прежде всего с желанием сохранить уважение своих родственников и соседей..., ибо смелость, уважение и "имя" - наиболее чтимые достоинства мужчины. Только очень смелый человек может решиться быть трусом в таких обстоятельствах".

Относительно стабильная система нравственных ценностей родового строя, при всей её привлекательности, не оставалась неизменной. Изменяющиеся потребности, интересы и возможности людей влекли за собой изменения обычаев. Причём старый адат, который не соответствовал новым материальным потребностям общества, не отбрасывался полностью, а приспосабливался к новым условиям жизни. Это хорошо видно на том же обычае кровной мести.

По адатам чеченцев родственники убитого имели право убить самого виновника преступления или (если его прятали от возмездия) - кого-то из совершеннолетних близких родственников по мужской линии. Однако по мере усиления социальной дифференциации внутри родового общества появилась возможность откупиться " за кровь". Размер такой платы зависел от принадлежности убитого к тому или иному сословию: "из благородных" ценились выше простых узденей.

Отмечая универсальный характер родового строя, обусловившего схожесть обычаев и обычного права у многих горских народов, следует иметь в виду, что этот строй имел свои специфические черты в зависимости от социально-экономических, политических, природно-географических, культурных, социопсихологических и других особенностей. Поэтому адаты, например, вайнахских народов отличались от адатов дагестанцев, кабардинцев, осетин и других горских народов. Столь же разнился этнонациональный менталитет этих народов, несмотря на их близкое соседство.

Большое значение для формирования вайнахского менталитета как фактора этнической самоидентификации и этнического самосохранения имел национальный этикет (г1иллакх), основанный на принципах и законах кодексов чести. В реалиях патриархальной (тайпово-тукхумной) демократии и постоянной внешней опасности в вайнахском менталитете четко сформировались два основных нравственно-психологических признака - культ свободы (национальной, личной) и культ этикета - достойного, благородного поведения, связанный с образом мужчины-защитника, мужчины-героя, способного побеждать сильного врага и, в то же время, проявлять справедливость и милосердие к детям, женщинам и старикам.

Культ свободы проявлялся в нежелании терпеть над собой какое-либо насилие, власть недостойных людей, власть чужаков, не уважающих вайнахский кодекс чести и вайнахский этикет. Это вовсе не означает, что чеченцы - народ "неуправляемый" и "неспособный жить по Закону, в цивилизованном государстве", как зачастую представляют его в российской прессе. Чеченцы, не знавшие классического рабства. и крепостного права, исторически сформировавшиеся в условиях личной свободы, как ни один другой горский народ всегда проявляли исключительную чуткость к интеллектуально-нравственному уровню своих властителей.

Особенностью чеченского менталитета, подмеченной русским этнографом Х1Х века, является способность подчиняться умной и справедливой власти, уважать коллективную волю своего сообщества. Как известно, во главе чеченского тайпа стоял Совет старейшин (Тайпан кхел), решения которого были строго обязательны для всех его членов независимо от социального положения: "...чеченец, убегая от всякого ограничения своей воли как нестерпимой узды, невольно покорялся превосходству ума и опытности и часто исполнял добровольно приговор старейшин, осудивших его".

Эта ментальная черта чеченцев проявлялась во все времена: в прошлом, когда общинная власть, нарушавшая нормы патриархальной демократии, решительно и безжалостно подвергалась физическому уничтожению. Так, в результате ряда антифеодальных выступлений вайнахов в конце ХУ11 века, восставшие свободные крестьяне (уздени) уничтожили значительную часть своей феодальной верхушки. Именно этим, по мнению известного советского этнографа В.К.Гарданова, объясняется слабость феодальной прослойки у чеченцев и ингушей по сравнению с Кабардой, Кумыкией и Осетией. Таким же образом следует рассматривать феномен так называемых князей-варягов - практику приглашения вайнахскими обществами к себе на правление князей из соседних народов - кабардинцев, кумыков, осетин, черкесов и др. Власть приглашенных ограничивалась исключительно управленческими функциями, была временной и весьма непрочной. К нанятым "управленцам" можно было предъявлять необходимые требования и легко избавляться от нарушивших условия договора, не опасаясь вызвать этим внутричеченский конфликт между кланами. Такие конфликты часто случались, когда смещению подвергался глава общины, избранный из чеченского клана, тем более из крупного, влиятельного, способного встать на защиту обиженного сородича.

Чеченцы ревниво следили за тем, чтобы родоплеменная знать не нарушала внутриполитического равновесия в общинах, чтобы её земельные наделы не расширялись за счет свободных общинников, а их власть не закрепощала узденей. Следует отметить, что именно в силу активной роли субъективного фактора, чеченской знати вплоть до Х1Х века (до русской колонизации) не удалось превратиться в помещиков-латифундистов, а свободных крестьян превратить в крепостных, как это было в соседних России, Грузии, Кабарде, Кумыкии.

"Социальный паритет" между свободными общинниками и местной знатью был важным фактором чеченского этнического самосохранения, поэтому его достижение в равной мере волновало и рядового узденя, и представителя родоплеменной верхушки: при объективно развивавшихся феодальных отношениях (в специфической форме так называемого "горского феодализма") и соответствующей социальной дифференциации, для чеченских общин было жизненно необходимо сохранить социально-психологическое, духовное единство народа перед постоянной угрозой порабощения, особенно со стороны сильных соседей.

Основой такого единства была патриархальная демократия и её родо-племенные институты - тайпы и тукхумы, а также связанные с ними обычаи, традиции, религиозные верования, система адатного и адатно-шариатского права, мораль (кодексы чести) и в целом чеченский этнический менталитет. Поэтому взаимоотношения внутри чеченских обществ - между узденями и местной знатью - походили на неписанный общественный договор, основанный на искусственной консервации патриархально-демократических устоев и их опоры - тайпов.

"В сельской общине длительное время сохранялись не только семейные общины, но и пережиточные формы родовых общин: тухумы, тайпы и т.д., - справедливо отмечает В.П.Невская, - которые на долгое время сохраняли идеологическое единство населения». Вайнахская знать, боясь остаться без поддержки узденей в случае внешней опасности, обострения социальных противоречий или необходимости коллективного осуществления трудоёмких хозяйственных проектов (например, строительства дорог, мостов, ирригационных систем и т.п.), всемерно способствовала консервации формальной значимости родоплеменных институтов и связанных с ними традиций, создавала видимость патриархально-демократического равноправия и духовного единения со своим народом. Своя заинтересованность в поддержании такого порядка вещей была и у простых общинников: организацию обороны и осуществление затратных хозяйственных проектов всегда брали на себя представители "оьзди нах" ("благородных людей").

Поэтому чеченская знать не называла себя князьями, ханами или беками, как это было принято среди феодальной верхушки соседних народов, а скромно именовалась "благородными", "уважаемыми" людьми. Свободные крестьяне (уздени), в свою очередь, не признавали своей несвободы даже в условиях реальной экономической зависимости от богатеев- родственников, горделиво отвечая на вопрос, кто их князь: "Мы все - князья!"

Таким образом, заботясь об этническом самосохранении, важным фактором которого выступал этнический менталитет, вайнахи стремились не столько к сохранению реальных родоплеменных отношений, сколько к демонстрации через родоплеменные институты этнической консолидированности и демократизма внутренней национальной жизни. Выражаясь современным языком, - это был своего рода "пиар" духовно-нравственных норм и правил жизни, сформировавшихся в эпоху патриархальной демократии, но, якобы, продолжающих культивироваться внутри общества, развивающегося по законам феодализма.

Генезис этого исторического явления следует искать в самой истории вайнахского народа, особый драматизм которой обусловлен геополитическими и экономическими интересами многих мировых держав к его землям и недрам. Исконные территории вайнахских обществ всегда привлекали к себе разного рода завоевателей: крупные соседние государства (Россию, Иран, Турцию, Крымское ханство) - их выгодное геополитическое положение и нефть; соседние княжества (Кабарду, Кумыкию и др.) - плодородные пашни, леса, умеренный климат, благоприятный для сельского хозяйства.

"По плодородию почвы Чеченская равнина, после Кахетии, считается лучшим уголком на Кавказе и не даром слывёт с давних лет житницей Дагестана... Почва Чеченской равнины даёт превосходный урожай всех родов хлеба и при том в таком достаточном количестве, что за удовлетворением жителей описываемой равнины, избыток его, вывозимый в горный Дагестан, прокармливает почти всех жителей этой страны.» Феномен чеченского национального менталитета сформировался, вопреки утверждениям некоторых авторов, вовсе не в условиях особой автономности, закрытости от внешних влияний, в стороне от "столбовой дороги цивилизации". Скорее, напротив, в условиях весьма активного знакомства с разными культурами и их носителями: национальное пространство вайнахов, географически совпавшее с евро-азиатским "перекрёстком цивилизаций", обеспечивало им особые возможности культурного обогащения. Вайнахи использовали эти возможности ровно настолько, чтобы "не потерять себя", чтобы сохранить и развить собственные культурные традиции. "Народная культура вайнахов, - справедливо отмечает профессор Ф. Албакова,- всегда существовала в условиях мультикультуризма. Это ставило во главу угла социокультурного бытования этноса выработку и постоянное сохранение норм, механизмов и критериев национальной идентичности», а повышенное религиозно-конфессиональное разнообразие создавало "сложнейшие семиотические (знаково-символические) контексты, с их своеобразным синтезированием в рамках фольклорных форм культуры". Всё это свидетельствует о достаточно высоком уровне вайнахской цивилизации: впитывая в себя влияние многообразных культур - фригийской (греко-причерноморской), грузинской, славянской, персидской, арабской и др. - чеченцы и ингуши вырабатывали в то же время надёжные способы сохранения и развития собственной этнокультуры. Однако этот естественный процесс часто прерывался: постоянные войны принуждали народ использовать все силы - интеллектуальные и физические - на выживание, этническое самосохранение.

Говоря о "богатой истории войн", способствовавшей формированию специфических черт чеченского национального менталитета и чеченской цивилизации в целом, Ф.Албакова пишет: "С одной стороны, это выработка различных социальных институтов (например, национальное собрание - прототип современного парламента; социальная иерархия по типу: воин-лидер, старейшина рода, отец-семья и т.д.; народная дипломатия, братские и сестринские союзы, культ гостеприимства и неприкосновенность гостя, уважение собственности и т.д.), а с другой, феномен фетишистских форм национального самосознания (приверженность национальному идеалу и идеальному типу), позволяющие сохранять национально-культурную идентичность, вырабатывать механизмы, герметизирующие этнические смыслы существования вайнахов и их достаточно жесткое и сугубо избирательное отношение к иной культуре".

Демонстрируя приверженность к родоплеменным институтам, традициям и обычаям патриархальной демократии, вайнахи стремились не допустить духовного разобщения своего народа, утери им социально-психологических признаков этнической самоидентификации, то есть того немногого, что оставалось неотъемлемым, что способствовало этнонациональному самосохранению и давало надежду на историческое будущее. Поэтому строгое исполнение национальных обычаев, традиций, этикета каждым членом вайнахского сообщества воспринималось не иначе, как подтверждение верности своему народу и, напротив, пренебрежение таковыми трактовалось и презиралось как отщепенство и предательство.

Соблюдение вайнахского этикета было нелёгким и хлопотным делом: слишком много тонкостей, строгостей и запретов содержалось в нём и требовало безусловного исполнения. Тем не менее, вайнахи ревностно держались за все нормы своего национального этикета, сурово осуждая тех, кто допускал малейшие отступления от него. Эта суровость объясняется тем, что вайнахский этикет был не только выражением внутриобщинной культуры межличностных взаимоотношений, не только важной компонентой национального менталитета и его нравственной основы - кодекса чести, но и своего рода тестом опознания человека из вайнахов (вайнах стаг). Именно по тому, как незнакомый человек себя держал, насколько проявлял знание этикета, чеченцы и ингуши определяли, кто перед ними - "свой или чужой".

По существу, тонкости вайнахского этикета служили своего рода кодом этнической самоидентификации. Этим объясняется тот факт, что этикет как ментальная сфера вайнахской жизни, оставался закрытым для посторонних, которых не слишком посвещали в его содержание и формы. Парадоксально: с одной стороны, вайнахские "открытые общества", в которых культивировались традиции патриархальной демократии и которые привлекали многих представителей других народов, искавших и находивших у вайнахов кров и защиту, а с другой - жёсткая духовно-психологическая отстранённость от пришлых.

Русские этнографы отмечали, что "чеченцем быть трудно, но стать чеченцем ещё труднее". Очень немногие из вновь принятых соплеменников признавались чеченцами и ингушами "за своих", даже во втором и третьем поколениях: их практически ни в чём не ущемляли, но считали "чужаками". Позиция вайнахов в отношении "пришлых" заключалась примерно в следующем: мы принимаем тебя и берем под защиту, но это не означает, что ты становишься одним из нас; для этого необходимо проявить себя и заслужить признание и доверие. По мнению этнографов, чтобы проникнуться вайнахской ментальностью, научиться соблюдению национального этикета и адатного права, то есть быть безусловно принятым чеченским народом, надо прожить в этой этнической среде большую часть жизни.

Именно такой "строгий отбор" обеспечил чеченцам этническое самосохранение, предотвратив этнодуховную "размытость" под влиянием "пришлых", и помог донести до наших дней в "чистом виде" свою этническую ментальность.

В истории чеченского народа было немало трагических страниц, когда стержень его духовной самостоятельности - национальный менталитет - подвергался проверке на излом, когда казалось, что "нохчалла" забыт, ушел в прошлое вместе с его славными носителями-предками. Но проходило время, и дух чеченского народа возрождался в новых поколениях. Духовная опора такого возрождения - это генетически закрепленная ментальность, богатые традиции устного народного творчества, не позволяющие народу усыпить свою историческую память, и живой, постоянно действующий и высоконравственный этнический этикет. Ментальные качества чеченского народа, характеризующие его свободолюбие и крайнюю нетерпимость к насилию, в исторической перспективе определили драматизм его взаимоотношений с российской властью - царской, советской, постсоветской.

Ставка федерального центра исключительно и главным образом на экономический фактор нейтрализации конфликта в Чечне недостаточна. Российская сторона действует сегодня по отношению к чеченскому народу совершенно в духе феодального права: "преувеличение экономических возможностей разрешения конфликта" в Чечне - это, по существу, попытка российского политического руководства "откупиться за кровь", как это было принято по адату, чтобы избавиться от преследования "кровников". Правда, в соответствие с адатным правом горцев, денежному откупу обязательно предшествовало покаяние виновного в чужой смерти, в искренность которого должны были поверить потерпевшие и судьи. Перед чеченским народом не покаялся никто.

"Решение чеченского конфликта лежит в плоскости длительной, кропотливой и, главное, профессиональной работы по восстановлению разрушенных войной взаимоотношений между чеченцами и русскими, воссозданию позитивного образа государства, способного защитить любого человека независимо от его национальной и конфессиональной принадлежности ". Пренебрежительное отношение к духовным ценностям народа, особенностям национального менталитета - самым чувствительным струнам национальной души, вызывает наиболее яростный протест, который зачастую сметает все разумные преграды. Вместе с тем знание и понимание национального менталитета даёт огромные возможности бесконфликтного и эффективного сотрудничества с любым народом.

Одаев Х., аспирант 4 курса заочного отделения кафедры государственно-конфессиональных отношений РАГС

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите: Ctrl+Enter

Поделиться:

Добавить комментарий




Комментарии

Страница: 1 |